2 августа в эфир радиостанции «Эхо Москвы» вышло интервью с главой Бурятии Алексеем Цыденовым. С ним побеседовал главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, работавший в Бурятии накануне на Байкальском информационном форуме. 

А.Венедиктов: Когда я готовился к интервью, я увидел по отношению к вам слово, давно забытое из Майн Рида: «метис». Вы, поскольку, как я понимаю, папа – бурят, мама – русская, вы себя метисом ощущаете? 

А.Цыденов: Начну с кровей. У меня 50% бурятская кровь, вторые 50% — там русская кровь. Не знаю, можно ли выделять украинскую, — то и украинская кровь и еще не четвертушку или осьмушка – кавказская кровь. 

А.Венедиктов: Но, Алексей, когда в Москве, это не имеет значения. Москва – это имперская столица, все перемешались… Вы приехали, главой Бурятии избрались, и тут вот началось… 

А.Цыденов: Ну, наверное, уже обурятился. То есть я особо бурятом себя не воспринимал, когда жил в Москве. А здесь – наверное, больше бурят. 

А.Венедиктов: Ваша супруга, давая интервью – я тоже его прочитал; я вообще, начиная с интервью жен, они как-то иногда проговариваются, — она говорила, что она вас не заставляла, а подталкивала учить бурятский язык. Как с этим сейчас? 

А.Цыденов: Действительно, она меня подталкивала, причём с момента свадьбы. 

А.Венедиктов: А, ещё тогда?! 

А.Цыденов: Да, ещё тогда, когда мы ни сном ни духом, что мы здесь окажемся. 

А.Венедиктов: А почему? Чем она мотивировала? 

А.Цыденов: Я вообще, не знаю, почему она за бурята замуж вышла. 

А.Венедиктов: Хороший вопрос. 

А.Цыденов: Какая-то у неё внутренняя расположенность. И она, действительно, говорила: надо бы знать язык. Сейчас с языком тоже не очень хорошо. Физически нет времени учить. Но какие-то вещи я еще с детства немножко помню. Какие-то вещи уже из официальных поздравительных речей, так или иначе, выучил. Но так, чтобы разговаривать, пока не готов. 

А.Венедиктов: Ведь вопрос мой касается не только вас как главы республики или главы семьи, а вопрос касается вообще изучения языка и вообще идентификации бурятского народа. Вот я сегодня зашел в магазин, скупил там детские книжки по истории Бурятии. Насколько, вам кажется, сохранение бурятской идентичности нуждается в государственной поддержке или это как-то само собой? 

А.Цыденов: Нет, поддержка, безусловно, нужна, поскольку все-таки общество динамичное, жизнь динамичная, информационные составляющие глобальные, и если н поддерживать это, рано или поздно язык умрет. 

А.Венедиктов: А как вы собираетесь внутри Бурятии поддерживать сохранение идентичности?.. Скажем, я познакомился с массой людей, которые говорят: «Мы буряты, но мы языка не знаем, но бы буряты – зачем нам учить язык? Чего нам надо-то? Мы буряты». 

А.Цыденов: Все-таки язык формирует образ мышления. Немецкий язык формирует один образ мышления. Английский язык, где меньше прилагательных, больше глаголов, формирует другой образ мышления. Русский язык — безусловно, богатство русской души, оно отражается в языке или следствие языка, то есть у нас такой, описательный язык со своей глубиной. И бурятский язык со своими особенностями, он тоже формирует свое мышление, свою культуру и свое восприятие мира и дальнейшую трансляцию этого восприятия. 

А.Венедиктов: Как-то очень философски. 

А.Цыденов: Сейчас я переведу. И, соответственно, хотелось бы, чтобы язык не стал декоративным и все-таки сохранился как язык общения, язык, на котором люди думают. Я не поддерживаю то, что надо языку учить всех жителей Бурятии, то есть у нас русские и другие национальности, и насильное изучения языка национальной территории, считаю нецелесообразным. Но если родители говорят, дети говорят на родном, ну бурятском, это бы неплохо сохранить. Но если ребенок на языке говорит только дома и нигде больше, то язык не сохранится. 

И нельзя язык учить в школе как иностранный. Если учишь язык в школе два дня в неделю по два часа, как английский мы учим, то кто у нас в России говорит на английском, как на родном? Хотя мы все в школе его учим и в институте учим. Поэтому чтобы язык сохранялся, нужна среда общения. И среда общения должна быть дошкольная. В школе сложно сохранить среду общения. Все-таки мы понимаем, что уже в других условиях реально живём. Но дошкольная среда общения – это детские сады – если там языковая среда общения бурятская – там в бурятских селах, в бурятских районах, — то тогда язык, если ребёнок на нём до 7 лет разговаривает, он сохранится. И дошкольная составляющая, на мой взгляд, она наиболее важная, потому что в школе можно учить там грамматику, написание и всё остальное и два раза в неделю, сколько-то часов академически. Но если ты на этом языке не разговариваешь и не думаешь, то всё остальное – это ерунда. 

А.Венедиктов: И тогда поддержка в чём, направление поддержки? 

А.Цыденов: Поддержка в том, чтобы в тех районах, где это востребовано, в тех населённых пунктах, посёлках, даже в районах города, где это востребовано, должны быть в детских садах группы, в которых среда общения – это бурятский язык. То есть это воспитатели, дети, соответственно, говорят. И у родителей есть выбор, что есть общая группа, а есть языковая группа, туда идут… 

А.Венедиктов: То есть отдельное финансирование, да, Алексей, получается – создание таких групп в детских садах, я подчеркиваю? 

А.Цыденов: Да, это с отдельным финансированием. То есть это с доплатой, скажем так, воспитателям, скажем, за язык. 

А.Венедиктов: Понятно. Если говорит об истории, культуре – там фольклорные праздники, фольклорные песни, поддержка костюмов, поддержка этнографических институтов – это, понятно, есть программа. Что-то ещё вы принесли, что-то еще вы придумали или нет, или пока так? 

А.Цыденов: Чего-то нового мы не придумали, то есть и до меня здесь была программа поддержки языка. То есть она есть. Наверное, то, что я свое добавил – это все-таки акцент на дошкольную составляющую, именно среду, не создание уроков и учебников, а формирование среды общения. Повторюсь: если человек думает и говорить, грамматике научить его проще. Если не думает и не говорит, изучать бурятский как иностранный — это просто лишняя загрузка людей.